Габуева Лариса Нугзаровна, 1968 г.р., ул. Гаглоева, 36, врач-педиатр детской поликлиники.
5 августа детская поликлиника уже не работала. Я пришла на работу, позвонила главврачу, и он сказал, что мы не работаем. Я спросила: «А в пятницу?» Он сказал: «Посмотрим, по обстановке». Никаких опасений у людей не было. До этого мы сделали перепись детского населения – 25% детей осталось в городе. Мы ведь детей эвакуировали, в Ростов, во Владикавказ, но в основном потому, что это был такой отдых для детей. Конкретного предупреждения не было, такого нападения никто не ожидал, Саакашвили ведь говорил, что стрелять не будет, а наш президент уверял, что у нас все средства есть, чтобы защититься… И все были абсолютно спокойны, никто не старался никуда выезжать.
В ночь на пятницу, 8 августа, в 23.30 начался этот артобстрел крупнокалиберными орудиями, у меня сейчас опять дрожь по телу. Я в тот день дежурила по родильному дому, и поскольку на тот момент не было рожениц, мы дежурили на дому. И чтобы не вставать потом поздно ночью, я все же решила на всякий случай пойти на работу.
Когда начался обстрел, я с полдороги вернулась домой. Мы даже не в подвал побежали, как-то мы не боялись, думали, что это обычный очередной обстрел и он скоро кончится. Мы спрятались в промежутке между двумя домами – я, мой муж, свекор 73 лет и свекровь 78 лет. Детей мы вывезли раньше, но это было связано не с войной, а с тем, что просто были путевки в реабилитационный центр "Феникс".
Мы думали, что вот-вот все закончится, хотя чувствовалось, что это что-то необычное – такого обстрела у нас еще никогда не было. Все последнее время мы слышали заверения в том, что Южная Осетия вполне может своими силами справиться с агрессией. Это вам скажут все жители города – мы не были готовы к такой войне, и даже представить не могли, что такое возможно против мирного населения. Обстрел длился и длился, стало ясно, что надо выбираться.
Мы побежали в дом – опять не в подвал, а на первый этаж. Вход в подвал был загорожен машиной, которая стояла там, у входа, а вывести машину было невозможно – прямо под пули. Мы устроились на полу, как могли, а ближе к утру было небольшое затишье, оно обмануло очень многих, кто побежал проведать своих, кто поднялся наверх в свои квартиры за продуктами, одеялами и документами. Обстрел вскоре возобновился и застал людей ничем не защищенными. Начался новый мощный обстрел из «Градов» и ракетами, прямо на наших глазах снаряды угодили в соседские дома, и два дома – Бязрова Мурата и Тедеева Лерика – загорелись. От снаряда «Града» дом загорался и полностью сгорал за 20 минут. Так сгорел на второй день дом доктора Токмаевой Нелли. Соседи ничем не могли помочь, потому, что осколки сыпалась дождем, пули свистели, да и тушить было нечем, воды ведь не было в городе все это время, даже питьевой воды не было – так что не надо делить грузин на немирных и мирных. Первые уничтожали нас огнем, вторые – мучили город жаждой, отправляя всю воду на свои огороды.
Все ждали, хотя всякая надежда уже была потеряна, пошли разговоры о том, что русские нас предали. Наши ребята беспомощно бегали и пытались как-то обороняться, а на вопрос: «Что происходит?» отвечали: «Мы в окружении!» – и убегали. Мы спрашивали, где командование, где все начальство – какое начальство, кричали они, мы в окружении, и теперь почти каждый думает о том, как спасти свою собственную шкуру. К нам забежал какой-то ОМОНовец, абсолютно незнакомый парень, я от ужаса даже фамилию его не запомнила, он просил нашу машину, УАЗ, говорил, что вернет, если только удастся вырваться из окружения… он забрал машину, естественно, никто ему не стал отказывать.
На следующий день бои продолжались, и мы наконец забрались в подвал – проход туда освободился после того, как забрали машину. В какой-то момент, когда чуть-чуть успокоилось – видимо, они перезаряжали орудия, или что-нибудь еще, – в этот момент я поднялась наверх. Когда я возвращалась, как раз в ту секунду, когда я зашла в подвал, к нам на первый этаж залетела ракета. Все стекла выбило, двери – такие плотные, деревянные двери – тоже вылетели. В квартиру тоже залетели осколки, палас наш сгорел – хорошо, он из ненатурального материала был, а то бы пожар начался. Стояла «Волга» во дворе, заднее стекло было разбито, багажник тоже изрешетили осколки. Еще повезло, что в бак ничего не попало.
Наши ребята говорили, что идет очень много пехоты, и что она уже возле завода «Эмальпровод». А у нас и окна, и двери, все открыто было, и я подумала, что сейчас грузины к нам войдут и у нас укрепятся, и нам придет конец. Дом-то наш прямо у дороги.
Поэтому я уже боялась у себя сидеть, перебралась к родителям, там подвал глубже, и почти все соседи у них сидели. А свекор, свекровь и Роланд, мой муж, дома остались.
И вот так мы сидели в подвале до тех пор, пока не вошли русские войска. Между прочим, они поздно вошли. Никто уже в русских не верил, все говорили, что Россия нас предала, и надежды уже почти никакой не было.
11 мы выехали на автобусе. До этого никакой эвакуации не было, люди выезжали, кто на чем мог. Только 11 августа, наконец, из Владикавказа приехали автобусы. Вот так, ночью, в халатах, тапочках, какие-то мелкие вещи захватили и выехали.
Была на похоронах сестер Качмазовых, знаете, у них даже подвала не k
